Когда речь заходит о возможности (или невозможности) перевести то или иное литературное произведение, в первую очередь стоит обратить внимание не на ресурсы словаря или профессионализм переводчика, а на материал. У каждого автора свои «инструменты» воздействия на читателя, которые, в конечном счёте, сводятся к двум: язык или идея, стиль или мысль.
Первое сопротивляется переводу, а порой попросту ему не поддаётся – примеров множество, иллюстрацией могут служить кадаврические подстрочники и прочие уморительные шедевры от промта. Но идея… Идеи подчас переживают и язык, и эпоху, и даже после многократного переваривания сохраняют прежнюю силу и страсть. Крепкий сюжет и мастерски выписанные герои становятся своими на любом языке. Насколько этот рецепт верен для графического романа, где наравне со словами работают и «картинки»? Вряд ли «V – значит Вендетта» Алана Мура и Дэвида Ллойда может служить «чистым» примером, поскольку слишком многое в этом произведении завязано на живучесть и весомость самих Идей.
Будучи своего рода «переходным видом» между литературой и кино, комикс – в лучших своих проявлениях – использует наработки и того, и другого. Безусловно, «Вендетту» трудно оценивать вне культурного контекста и без «привычки» к комиксам, но одно несомненно: иной формы для этого сюжета не подобрать.
Целостный эффект воздействия образа и слов, экспрессия смены «кадров» и богатые возможности деталей, поз и мимики персонажей – таковы характерные черты этого вида искусства, подчас утрированного, условного и нарочито несерьёзного. Однако главный герой романа вольготно чувствует себя в таких декорациях, более того, для него они оказывается самой удобной средой обитания. Он превращает реальность в театр, на подмостках которого можно легко смеяться, плакать и убивать, он использует условность искусства для того, чтобы говорить о реальном. Оттого так много в «Вендетте» явных и скрытых цитат, намёков, даже пародий. Главным героем оказывается не человек за маской, но способность маски-идеи к перевоплощению и неуязвимости.
Создателями «V» была предпринята успешная попытка исследовать феномен геройства, в центре которого высокая фигура в развевающемся плаще и Благородная Миссия, которая легко оборачивается Безжалостной Местью. Образ, ставший для современного массового искусства ключевым, поскольку именно месть, оправданный и понятный повод к жестокости, своего рода неограниченная лицензия на убийство, оказывается одновременно и безлимитной епитимьей, ведь ищущий возмездия уже является жертвой. Итак, облачённый в доспехи из сочувствия, сопереживания и понимания, он действует вне общепринятых норм, что и делает его героем, экстраординарной личностью, свободной от правил дорожного движения и прочих опостылевших заповедей.
Как далеко он заходит за черту – зависит от автора. При любом варианте рейтинга соблюдается классическое условие: в окружающем мире «что-то вывихнулось», герой вначале осознаёт это «нарушение», после чего принимает решение (сомнения «бить или не бить» занимают от нескольких месяцев до пяти секунд) и начинает действовать. С действия и начинается сюжет – эффектное появление, однозначно свидетельствующее о том, что пришло время перемен.
В «V – значит Вендетта» это правило выполняется безукоризненно: вот несчастная перепуганная жертва с искажённым личиком, вот безжалостные злодеи, а вот и он, в плаще и маске, произносит свою первую реплику – цитату из «Макбета», ту самую, из начала, где Макбет пока что благородный воин, где он ещё не убийца.
Эта первая сцена – сама по себе диагноз и оправдание: «служители закона» имеют право задержать проститутку, но условия, которые вынуждают Иви Хэммонд идти на панель, заставляют сомневаться в правильности этих законов. Очевидно: без героя не обойтись.
Но и с первой сцены понятно, что если герой всерьёз собирается помогать каждой иви хэммонд, ему придётся сделать нечто большее, чем учинить расправу над компанией жестоких пальцейских (именно «ПАЛЬЦейские» – блестящий образец удачного перевода).
Уже в первой главе под характерным названием «Vзрыв» создатели «V» намекают на одно специфическое противоречие: когда герой убивает пару (десятков) злодеев – он праведный носитель справедливости, он возмещает поломки в судебно- исполнительном механизме. Но когда некто замахивается на государство и причисляет к своим врагам не столько его деятелей, сколько саму систему – тогда это террорист. Или революционер, в зависимости от того, насколько близко живёшь к взорванным домам.
Чтобы не оставлять сомнений в своём амплуа, «V» носит маску террориста, казнь которого стала национальным праздником в Англии. Эдакий «герой наоборот», известный и регулярно сжигаемый. Как в такой роли отказаться от кривляний? Вычурная отповедь «Гая Фокса» перед статуей «Госпожи Правосудие» на крыше Олд-Бейли, смешной и жутковатый диалог отвергнутого возлюбленного, закончившийся своеобразным прощальным подарком – как самоирония, помноженная на саму себя.
Оставляя в стороне вопрос, чтобы изменилось в стране, если бы Гаю Факсу удалось взорвать здание Парламента, авторы романа бесстрашно развивают все возможности этой маски, её истории и роли. Призрак хаоса, сопутствующий каждому революционному акту, в итоге обретает плоть и кровь, вплоть до «весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем» – так и не произнесённый, но подробно иллюстрированный лозунг.
V увлечённо исполняет роль главного героя, превращая мрачный тоталитарный Лондон в суматошный и абсурдный карнавал – с фейерверками, беготнёй и превращениями. И разумеется, «с музыкой и танцами», так что в своих пристрастиях к шуткам и афоризмам V напоминает нашего Мюнхгаузена: предпочитает метафоры, принципиально несерьёзен и подчас безжалостен к тем, кто ему дорог. Игра – самое важное занятие, которое можно себе позволить.
Следует поблагодарить переводчиков за успешно переданную разницу в интонациях и словарном запасе, ведь речь V отличает его от других участников представления не меньше, чем костюм. В «Вендетте» законы театра начинают проявляться уже в языке, и без точно переданных реплик не было бы игры.
Игра на сцене, на рояле, на клавишах человеческих судеб, и взрывая возможности немой бумаги, авторы заставляют страницы петь, смешивая ноты со стихами и кадрами из жизни тех, кто вне зависимости от своего желания вовлечён в этот мрачный аттракцион. Никто не удержится в зрительском кресле – даже тот, кто мнит себя режиссёром, исчезнет в нужную минуту за кулисами.
В «Вендетте» вообще все и с удовольствием играют: бывший начальник лагеря перемещённых лиц собирает куклы, епископ-педофил читает проповеди своим прелестным гостьям, старший инспектор Финч пытается «влезть в голову» преступника, а прекрасная Хелен Хейер дёргает за ниточки мужчин-марионеток. Если вдуматься, V не оригинален в своей клоунаде, разве что более искренен и не стесняется в масштабах. И главное, его маска постоянно улыбается.
Эта улыбка, временами торжествующая, временами непреклонная, но неизменно с привкусом ярмарочного балагана – то самое «улыбайтесь чаще, господа!» из фильма Марка Захарова. И словно оттуда же готовность обращаться напрямую и даже судить своих зрителей или читателей: оправданная решительность, поскольку герой абсолютно честен с самим собой.
Безжалостный Vыговор, один из самых сильных моментов романа, ироничное и жестокое предупреждение, обращённое к каждому и ко всем – его пафос нивелирован улыбающейся физиономией наглого шута, но никуда не делся тон превосходства и презрения.
«Всё от вашего нежелания двигаться по карьерной лестнице. Вы просто не желаете брать на себя настоящую ответственность, занимать серьёзную должность» – в устах человека это прозвучало бы глупо, но маске позволено всё. За маской может быть кто угодно.
Да, конечно, там может скрываться обозлённый мститель, снедаемый ненавистью к своим мучителям, ещё один монте-кристо. В первой части романа, до «Vечного кабаре» складывалось впечатление, что это и есть классический случай вендетты.
Прошлое V, строго по канону, жертвенно, ужасно и скрыто во мраке – лишь тёмная фигура на фоне огня. Ни слова о самом себе настоящем, однако, по обрывистым фактам можно понять, что у него есть более чем оправданный повод для мести и Dead List, которому позавидует и Чёрная Мамба. Вроде бы зачёркнут каждый пункт. Вроде бы можно остановиться – но, вопреки размышлениям старшего инспектора Финча, здесь есть что-то ещё.
Изначально не желающий двигаться по избитой колее возмездия, роман позволяет проникнуть не в воспоминания и мысли, но в саму логику превращения фигуры стандартного обиженного героя в решительный и действующий символ революции, борьбы с законами театра, а не с отдельными актёрами.
История Валери – ключ к прозрению, объяснение того, «к чёму все эти смерти, и если это не месть за самого себя, то ради чего?» Валери избавила V от проблемы «ст0ит ли идея человеческой жизни», а ведь именно возможность такой цены позволяет более-менее условно отделить справедливого героя от террориста-преступника. И если искать в «V – значит вендетта» главную мысль, то ею станет ответ на этот вопрос.
Так постепенно история о героя в плаще и с кинжалами превращается в историю столкновения идей, непримиримую борьбу между двумя мировоззрениями, и признаться, при всей обусловленной жанром утрированности, картина получается довольно честная. Каким бы ни был тяжёл мир, который стремится разрушить V, альтернатива не легче и не светлее. Не самый приятный подарок, но иначе, видимо, не получается – так для Иви нужно было пройти сквозь череду испытаний, и сменив роли сиротки, любовницы и заключённой, что-то утратить, но и стать кем-то большим.
Одной из сильных сторон романа является именно эта доказуемость, оправданность высказанных мыслей. Авторы идут до конца, вглубь каждого персонажа, разворачивая каждую судьбу в метафору – без проходных или лишних фигур.
Не последнее значение в «Вендетте» обретают уже упомянутые речевые характеристики: лишённый «слов автора» и дополнительных объяснений, графический роман располагает только репликами своих героев, и здесь, конечно, необходимо как можно точно передать все нюансы, оттенки и обертоны, без которых произведение скатится на уровень «бессмысленного и беспощадного» комикса-для-подростков. Ну что же, можно свидетельствовать, что переводчиками и редакторами проделана значительная работа, не только по части «идентификации» цитат, шуток и аллюзий, но и по стилистической шлифовке, благодаря которой нет путаницы в сюжетных линиях, а каждый персонаж получает возможность раскрыться – и сломленная леди, и бандит, и сам Лидер.
Все взаимосвязаны, каждый в чём-то зависит от другого. Для V они – безвольные костяшки домино, которые «ни о чём не подозревают, пока в какой-то ужасный момент их не подхватит некая сила, и в последнюю секунду они пытаются избежать беды, бегут к спасению, но на самом деле они не бегут – они падают». Очередная метафора, как и остальные – неоднозначная, с двойным дном, ведь даже в этой веренице доминошек, покорных щелчку пальцев истории, отыщется готовый пробудиться Доминик, как когда-то нашлась Иви.
Глупо гадать, кто скрывается за маской V – сидящая на ступеньках лестницы, в который раз осиротевшая Иви Хэммонд сделал свой Vыбор. Она сделала его ещё раньше, на допросах и в камере, благодаря словам, письмам и книгам, благодаря своей собственной решимости – той самой маленькой и хрупкой частичке самой себя, которая стоит целой жизни. Незаметно и исподволь идея пустила корни – неуязвимая, неподвластная времени, бесценная цель. Миру пора меняться, возвращать правильные значения, чтобы роза вновь стала не прощальным подарком приговорённому, но признанием в любви.