Об офицерской чести и её роли в жизни армии.
Старик по прозвищу Батя

Портрета не будет по двум причинам: первая — этот человек слишком принципиален, чтобы стать заметным, и вторая — с послужным списком и биографией этого героя открытое размещение его фото на публичных ресурсах — лучший способ ему навредить, причем очень ощутимо. С обнародованием имени дело обстоит так же, если не хуже. Что еще можно сказать, говоря об отставном офицере? Он ушел в отставку подполковником: выше просто не пустили — слишком ершист и щепетилен. Это, к слову, нормальная судьба таких офицеров в системе. Если у человека хватает прочности и опоры на себя, чтобы не схватить невроз в сорок, инфаркт в сорок пять и диабет в пятьдесят, отставку по возрасту он встретит практически здоровым, но расставшимся со всеми идеалами юности. А их должно быть немало, чтобы после прощания с последними получился умный циник, полезный настолько, чтобы его «золотой» по удельному весу характер терпели полковники и генералы.

Родился он в начале шестидесятых годов, скорее всего в шестьдесят втором или шестьдесят третьем. Учился в обычной школе в спальном районе из тех, что в семидесятым «прикреплялись» к нескольким ВУЗам, чтобы ориентировать программу обучения в старших классах именно на эти учебные заведения. Между прочим, методика «пропихивания» детей в ВУЗ, которой пару лет назад отличилась одна московская гимназия, была опробовала именно тогда и как раз в таких школах, только деньги заносили аккуратнее, официальных счетов у школ не было. И еще учителя с ученицами спали не настолько в открытую. Но и розовые очки у несовершеннолетних идеалистов были потолще, поэтому когда они вдруг падали, за этим следовали как правило не самые здравые решения. Были случаи, когда молодой человек из мимолетной симпатии бросал институт и шел в армию, чтобы через год остыть и разлюбить, были случаи, когда девушка после неудачного подросткового романа ловила лейкоз на ровном месте, и… в общем, бывало разное и довольно страшное. В случае Бати все было просто. Он вдруг понял, чего хотят от его семьи за то, чтобы он поступил в ВУЗ, и пошел на день открытых дверей в университет МВД, едва начав учиться в девятом классе. Аттестат о неполном среднем образовании тогда выдавали после восьми классов, напоминаю. Математика, русский, физкультура, рапорт на поступление, бесконечные справки, характеристики, вопли матери, неприятный разговор с дедом… в ноябре, после каникул, юноша направился на новое место учебы с личным делом из школьной канцелярии в руках. Причина исключительного отношения была примитивной: дед мальчика был военным советником за рубежом. Куба, кажется. Неважно. Юноша закончил обучение в 86 году и оказался в числе тех, кто входил в Сумгаит после погрома 88 года. Этот эпизод в его послужном списке почти не отразился, как и следующий, Приднестровье. Отразились абхазо-грузинская история, коллизия с Южной Осетией, обе войны в Чечне и войсковые операции против боевиков в Дагестане. Между спецкомандировками молодой офицер учился. Не только официально. Вряд ли он когда-либо признался бы, что курс конфликтологии ему давал некий еврей, ещё более заносчивый идеалист, чем он сам, работавший в детском специзоляторе на Лебедева, потому что «инвалидам пятой группы» не положено делать карьеру, даже если список заслуг вполне позволяет. До того, как они встретились, будущий обучаемый успел слетать в Афганистан, а будущий репетитор — поучаствовать в очередных переговорах по сектору Газа.

Не то чтобы он был убежденным противником брака. Просто сперва не было времени, потому что холостой офицер всегда затычка во все бочки, а потом оказалось поздно, потому что по карьере начали ощутимо притормаживать. Романы, разумеется, были, но в каком-то странном режиме, каждый роман был как будто изменой работе с женщиной. И брак с работой был чем дальше тем менее вдохновляющим, но… Давши слово — держись.

Батей его впервые назвали молодые подчиненные в нулевых. Тогда он и понял, где у него семья, точнее — что у него вместо семьи. Время шло, его подчиненным на погоны приходили новые звезды, а он оставался майором до неприличия долго, а потом, в одиннадцатом году, стал подполковником. И внезапно обнаружил, что ему ничего не будет, если он пошлет генерала по матери. Кроме, разумеется, того, что поставленную задачу с него все равно никто не снимет. В двенадцатом тот самый еврей-конфликтолог уехал на историческую родину. В тринадцатом Батя обнаружил, что эксперт по сложным ситуациям в округе — это он и есть. А в четырнадцатом году саалан объявили открытое присутствие. Его срок уходить в запас наступил в шестнадцатом году, за два года до аварии, навсегда разделившей жизнь края на «тогда» и «теперь». Разум подсказывал, что оставаться нет смысла, будет только хуже. Остатки идеализма мешали покинуть родной город. Зиму восемнадцатого года подполковник провел в Стрельне, замещая преподавателя, погибшего в Сосновом Бору во время организации эвакуации. Весной девятнадцатого года ему не продлили контракт: все ждали решений из империи, самостоятельные исполнители на местах нахрен не были нужны новой власти. Тем более как пример для курсантов. Его имя потихоньку стали замалчивать, а его самого — забывать и игнорировать. Исключением были только ребята из отдела Вани Рудого, его воспитанника и подопечного с самого выпуска из Университета МВД. Ну и сам Рудой.

Когда Дейвин да Айгит, представитель команды легата империи, вышел на подопечных Бати, старый офицер не ждал от этого знакомства ничего хорошего. Особенно его насторожило то, что пришелец выглядел умным и по-своему совестливым. Такое сочетание, да на высоких постах, ничем хорошим не кончается, если только оно не иллюзия. Батя решил держаться подальше от этой странной компании и планировал перебираться в область, подальше от внимания влиятельных лиц. Он уже начал осторожно строить отношения с «Ключиком от кладовой», когда грянули репрессии. Да Айгит приходил консультироваться дважды сам, и несколько раз Ваня Рудой появлялся с вопросами, по формулировкам которых читалось, что задавался ими не он. Суд в империи стал для подполковника запаса неожиданностью не столько по факту, сколько по содержанию решений и вееру последствий. Но самым большим сюрпризом для него стала просьба наместника о разрешении коллизии, сложившейся за звездами после и вследствие судебного процесса в столице империи.

Он согласился, разумеется. Ради чести края. Ради репутации ведомства. Должен же хоть кто-то держать марку в этом бардаке.