Источники и причалы  


За кулисами «Детей серого ветра» - 7
(Хронологически это первая заметка, написанная для узкого круга читателей книги в закрытом сообществе в октябре 2018-го года. Разрешение на публикацию предоставлено. В тексте отредактирован только внешний вид знаков препинания).

Диаграмма Инглхарта, рыцарские романы
и кодекс Наполеона

кодекс
Внимание, сложняк.

Названный документ относится к категории «невидимых». Он забыт так прочно и надежно, что проблемы общества, обусловленные его появлением, уверенно пишутся в «вечные». На минуточку, он был принят всего-то в 1804 году. С третьего раза. Франции надо было допрыгаться до Конвента, вымыть всю страну дворянской кровью, доплясаться до первой в истории Европы диктатуры (следующие такие будут только в двадцатом веке, зато уж по всему земному шару), дождаться ее обрушения — как водится, вместе с экономикой — и получить на трон Наполеона, чтобы признать, что тридцать лет можно было и не ждать. Уже лет через пару десятков правовое поле Европы, а за ним и американское, начало стремительно меняться, потому что так действительно было удобнее всем. Включая аристократию, превратившуюся из сословия в класс.

Этому самому «невидимому» документу мы обязаны настолько многим, хорошим и плохим, что представить себе жизнь вне определенного им правового и социального поля большинство ныне живущих не в состоянии. Примеров такого «не в состоянии2 я могу привести множество, начиная с «Голем хочет жить» Лазарчука и Лелика и заканчивая всеми десятками тонн литературы «про попаданцев».

Меж тем, именно кодексу Наполеона мы обязаны как словосочетаниями «права ребенка» и «права женщины»... и стоп. Для начала, мы ему обязаны вообще появлением цивилистики, гражданского права, как понятия. Права семьи на частную жизнь, право ребенка и женщины на защиту их интересов по суду, а не только мужем-и-повелителем, детская игра и обучение, азартная игра взрослых, одежда по каталогу, свадьба и похороны «как у людей» — это все нам обеспечил именно документ, о котором большинство из читающих эту статью теперь знают, что он вообще есть. Извините за едкость. А по прочтении этого документа (а он ведь есть в сети), станет немного понятнее, как выглядели оные отношения до того, как этот Кодекс был принят. Причем, особенно картина проясняется, если держать в уме, что появление закона, регулирующего отношения частных лиц, говорит о том, что в нем есть очень насущная и даже острая необходимость, помогающая избежать лишних десятков трупов в год, если не сотен. И если, фантазируя о благородных рыцарях, прекрасных дамах, отважных корсарах и так далее, держать в уме хотя бы этот документ, они будут получаться более живыми и естественными. Но романтических восторгов, ясен перец, поуменьшится. Если же фантазировать свободно, конструкции получаются… э… вот как на картинке, прикрепленной к посту. Очень красиво, но не работает. Не бывает.

Между прочим, оному кодексу лично я обязана появлением моего рабочего поля, и не только я. В книге, кою я могу посоветовать прочесть не только для повседневного пользования, но и для лучшего понимания аристократического характера, сказаны, среди прочих, и такие слова. «…сейчас терапевты все чаще сталкиваются с просьбами о помощи со стороны людей, страдающих недостатком, а не избытком неврозов (то есть индивидуумов с неуравновешенностью характера того или иного рода)» Книга, кстати, называется «Кто в овечьей шкуре», написал ее Джордж Саймон, на торрентах она берется. И пора уже сказать, причем тут рыцарский роман. А это, между прочим, недостижимый идеал поведения оных неуравновешенных характеров. Их Саймон в своей книге перечисляет в количестве, хотя посвящена работа разбору только одного типа характера — скрыто-агрессивного (кстати, в «Детях серого ветра» это Вейен да Шайни). То есть, совсем недостижимый идеал — это Библия, но туда прыгать можно и не пытаться, тем более, что туда уже прыгает духовенство. А для военной аристократии есть песнь о Сиде, лэ Жимолости, лэ о Тристане и Изольде, история Фламенки, Кудруны… далее везде. И это очень нужные книги. Они поддерживают убеждение в существовании идеалов — пусть и в отрыве от повседневности, исполненной страдания. Да, аристократы тоже страдали, и почему они страдали, Джордж Саймон очень хорошо объяснил. Так страдает и Димитри, и Дейвин, и Асана да Сиалан, и Айриль да Юн, и любой из не поименованных в книге сааланских баронов и графов. Этот их дискомфорт — цена права принимать решение за себя и за других на том этапе развития общества (и личности), который еще не предполагает документов, аналогичных Кодексу Наполеона. Драму столкновения двух миров в книге я и строила, исходя из того, что одни еще не в курсе, что так можно, а вторые начисто забыли, чему именно обязаны и моралью, и регламентами поведения.

Если бы Рональд Инглхарт мог попасть век так в девятый Новой Эры и построить свою диаграмму той Европы, нынешние Германию и Испанию мы бы увидели примерно в одной точке, как раз где на диаграмме Испания сейчас. А в точке нынешней России было бы то, что вот-вот станет Италией. Потому что феодальное мышление, и особенно внутри феодала, очень нуждается в вере в большое и светлое, находящееся где-то неподалеку и почти даже видимое. Ведь феодалу самому в себе это большое и светлое никак не отрастить. Неуравновешенность характера мешает. Представить себе это две дамы, воспитанные в Петербурге между девяностыми и нулевыми, и профессионально занимающиеся, так или иначе, помогающей деятельностью, конечно же, не могут. Полина смогла, по множеству высказываний респондентов, и не в последнюю очередь именно да Айгита, лучшего воина империи, прикинуть точку, в которой на диаграмме окажется Аль Ас Саалан. Но причины ей представить нечем. И это еще одна грань драмы текста: высоты личного благородства соседствуют в исполнении второй стороны с совершенно омерзительной низостью, и каждой стороне приходится принимать оппонента со всеми его проявлениями. А эти проявления вполне естественно уравновешивают друг друга, просто в разных плоскостях.


≪≪≪ ИСТОЧНИКИ И ПРИЧАЛЫ